«Матизик» бодро двигался по кольцевой. Возможно, минутами ранее, я установил личный рекорд, договорившись в (19:35 вечера) доехать от генерала Петрова до 18 квартала Юнусабада за четыре тысячи сумов.
Соавтор рекорда поставил было какой-то шансон тюремно-лагерной тематики.
Меня удивляет тяга водителей такси к слезливым и лживым блатным песням о какой-то тюремной романтике, страдающей маме, далёкой любимой. Нет никакой тюремной романтики. Поездив на свиданки и поразвозив передачи в колонии общего и строгого режима до самого Навои, точно знаю: никому не нужно ни года, ни месяца, ни дня и ни часа такого опыта. Туберкулез, цирроз, унижения и ранняя смерть.
Почти все, на 90%, бешагачские мои одноклассники, соседи и знакомые, кто имел от одной до четырех «ходок» покоятся на кладбище «Камолон». Алика (Алима) и Федю (Февзи) убили на зоне, Батыр (некогда красавец и спортсмен) умер от передоза вместе с двумя такими бешагачскими парнями. Махмуд, младший брат одноклассницы, умер недавно, в прошлом году. Таких примеров тьма.
Один неплохой в общем-то, но очень дерзкий бешагачский парень по молодости и дурости успел отсидеть за кражу, а потом и за то, что порезал ножом нескольких человек. Затем остепенился, стал работать, купил «Жигули», таксовал, кормил семью.
Помню, стою у стыка улиц Байналмилал и Фурката, а мимо, на другой стороне улицы, за рулем «Жигулей» едет он.
— Го-о-о-оп! – Закричал я.
Его вообще-то в классных журналах школы 90 обозначали как Гаппор. Но для всех бешагачских он был Гоп.
Как-то звонит одноклассник Аман ко мне в Индианаполис, штат Индиана.
— К тебе Гоп хочет приехать. Поможешь найти ему работу?
— Конечно, помогу. Но кто его с двумя судимостями-то пустил в США?
— Это не тот, Гоп, у которого, кстати, не две, а три судимости, а другой, лысоватый.
— А, понял, Бутылка что ли? Он ещё в футбол хорошо играл.
— Да не, футболист это Вася, который Абдувасит-боксер. А Бутылка — это Батыр, брат другого Гопа. А я говорю тебе про Гопа, Балык который.
Так и не понял я: кто ко мне едет: Бутылка, Вася или Балык. Я вспомнил Балыка только тогда, когда он вышел из автобуса Greyhound в даунтауне Индианаполиса. Нашел ему работу. В штате Айова. Он оттуда сбежал через два месяца и звонил мне уже из Нью-Йорка, где устроился садовником, помощником по дому и водителем у каких-то американцев. Оттуда его уже самого поперли за что-то. Говорил, за недостаточное знание английского. Потом Гаппор звонил из Флориды.
— Я работаю дилером, — сказал Балык из тысячемильного далека.
«Во даёт»,- подумал я. Дилером. «Ни фига себе, дилер».
— Развожу пиццу, имею хорошие чаевые, — продолжал дилер.
Как я понял из расспросов, Гоп, который не тот Гоп, работал не дилером, а в деливери, развозчиком пиццы.
Он и сейчас где-то там, за океаном.
Помню, стою у стыка улиц Байналмилал и Фурката, а мимо в «Жигулях» едет он.
— Го-о-о-оп! – Закричал я. – Го-о-о-о-оп!
Его вообще-то в классных журналах средней школы №90 им. Горького обозначали как Гаппор. Но для всех бешагачских он был Гоп.
«Жигуленок» всеми четырьмя резиновыми копытами затормозил. Гоп увидел меня, узнал, расцвел в своей широкой и немного хищной улыбке, помахал в окно и поехал дальше.
Потом, помнится, я как-то стоял в декабре 2010 года на улице Мукими, у студии звукозаписи, где мы записывали песню для новогоднего корпоратива. Да-да-да, я тоже не в восторге от самодеятельности, но рассказ не об этом. Стою, значит, курю. Тогда я ещё курил. Задумался, никого не трогаю. Вдруг возле меня резко тормозит «Жигуль», а из открытого окошка мощный вопль: «Го-о-о-о-оп!» Я аж подпрыгнул от неожиданности и выронил сигарету. А Гоп довольно хохочет в окно.
Гоп пережил своего товарища, моего старшего брата на год только. Брат мой умер, не дожив и до пятидесяти трёх. Всегда, когда бываю на кладбище «Камолон» упоминаю в молитве и Гопа, который остепенился, купил «Жигули», таксовал и кормил семью, но которому вся боль, приобретенная во время отсидок, дала прожить немногим более пятидесяти.
— Убери этот долбанный шансон, — попросил я водителя.
Хотел ведь матизную историю написать.
Никогда не знаешь, куда перо выведет…
Нет, это не шансон, это просто «блатная песня». Стараюсь не осуждать слушателей музыки, которую я не слушаю. но всё равно — не люблю я такую музыку, «воровскую». Не люблю, не слушаю, не понимаю.
Меня тоже бесят псевдотюремные песни авторов, которые не ели баланды и не ходили на парашу. Людей, которые дышали тюремной романтикой и внедряли в жизнь «понятия»было много в начале девяностых, тогда большинство зон были «черными».
С проблемами люди шли не в милицию, а в чайхану. Но время берет своё, после того как органы взяли всё в свои руки «приблатненные» успокоились, и тюремная жизнь перестала им казатся санаторием.
Думаю, эти песни тоже в ближайщие годы исчезнут из машин наших соотечественников.
Как сказал Рискиев — снаряды падают все ближе.
Мы с вами уже ощущаем.